Ariuslynx

ПОДМОСКОВЬЕ


собака между бежит деревьев
утро и снег к дальнему корпусу
жемчужное смотрит - сорока осыпала -
небо в березах - хлопья с окна

люди или радио - все равно проснулись
новый или давний - четче и светлей
то ли прилагаетс то ли привыкает
когда просторно и много воздуха

идешь иду идет я вижу
видят меня: вот он - слабо любопытствуют
к воротам автобус собака понюхала
тут была! где она? - сумка с теткой

снег упал в снег - и сразу приблизился
рокот - катер в марте? прямо на шоссе?
скорей электричка - и зеркало озера
вдаль рассекая она удаляется

солнце и фанера - сырость и шкафы
в пустующей ходят... щель на цепочке
это уже осень: золотые шары
сунул конверт: "вам? почта"

"что бы это..." шарит "как всегда" очки
штемпель - захолонуло - сразу запотели
"так и знала" все темно... полотенцем вафельным
обтиралс по утрам... в Крым еще хотели...

ржавчина окрасила (грузовик и выстрелы)
брусь эстакады - строили зека (когда-то)
в электричке душно - взяли бы да выстирали
всю эту толпу - сквозь туман закат

вот неярким парком толстый нос в ушанке
на крыльце по-прежнему крутятся хвосты
"света нет" "монтера нет" "срочно" "подождете"
век бы оставаться - уедем поскорей

Чеслав Милош

ТРЕВОГА-СОН

(1918)

Орша — дурная станция. В Орше поезд может простоять и сутки.

И, может быть, в Орше я, шестилетний, потерялся,

А поезд с репатриантами тронулся, оставляя меня

Навсегда. И я будто понял, что стану кем-то другим,

Другого языка поэтом, с другой судьбою.

Будто угадывал свой конец на берегах Колымы,

Где бело дно моря от человеческих черепов.

И нашла на меня тогда великая тревога,

Та, которой предстояло быть матерью всех моих тревог.

Трепет малого перед большим. Перед Империей.

Той, что идет и идет на запад, вооруженная луками, секретами, автоматами,

Подъезжая коляской, лупя кучера по спине,

Или джипом, в папахах, с картотекой занятых краев.

А я убегаю да убегаю, сто, триста лет,

По льду и вплавь, днем и ночью, лишь бы подальше,

Оставляя над родною рекой дырявый панцирь да сундук королевских грамот,

За Днепр, потом за Неман, за Буг, за Вислу.

Пока не добегаю до города высоких домов и длинных улиц,

И тревога меня терзает, ибо куда мне, деревенщине, до них,

Ибо я лишь притворяюсь, что понимаю, о чем они рассуждают так живо,

И стараюсь утаить от них свой стыд, свое пораженье.

Кто меня накормит, когда иду на пасмурном рассвете

С мелочью в кармане, на чашку кофе, не больше?

Беженец из призрачных государств, кому ты будешь нужен?

Каменные стены, равнодушные стены, ужасающие стены.

Не моего ума порядок, а ихнего.

Теперь уж соглашайся, не дергайся. Дальше не убежишь.

Перевод Натальи Горбаневской