Лишь только
Станут опадать
Осенние листья -
Ловите их рукавами,
Чтоб не ушиблись.

Танка неизвестного поэта

К Урании

У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.

И. Бродский

У. Х. ОДЕН


EPITAPH ON A TYRANT

Perfection, of a kind, was what he was after,
And the poetry he invented was easy to understand;
He knew human folly like the back of his hand,
And was greatly interested in armies and fleets;
When he laughed, respectable senators burst with laughter,
And when he cried the little children died in the streets.

January 1939


Эпитафия тирану. Перевод А.Нестерова

Вся его жизнь была отмечена стремлением к совершенству.
Поборник простой поэзии – он - таки привил ее,
Знал глупость людскую, как собственное белье,
Твердо верил: за флот и армию он прежде всего в ответе;
Когда он смеялся, седые сенаторы познавали в смехе блаженство,
А когда плакал, падали замертво резвившиеся на улице дети.


Эпитафия одному тирану. Перевод И. Колмакова

Он искал - совершенства, однако особого рода,
И поэзию - ту, что он выдумал - в общем, несложно понять;
Он познал нашу глупость, как собственных пальчиков пять;
Он лелеял свой флот и спецом был в военных делах;
Вместе с ним помирали от смеха слуги народа,
А когда он рыдал, умирали младенцы в домах.


Эпитафия тирану. Перевод Д.Кузьмина

За что он стоял — так это за совершенство (в своем роде).
Им введенный стиль: простота — залог успеха.
Хорошо разбираясь в людской породе,
Он беспокоился преимущественно об армейских частях.
Когда он смеялся, государственные мужи лопались от смеха.
Когда он плакал, младенцы толпами гибли на площадях.


Эпитафия тирану. Перевод Е. Кругловой

Род - высшая ступень, что после… был как был
Легко он думал стих – прекрасно понимая
Изнанка его власти – безумье человечье
Лишь мысль об армии возвышенна, святая
Услышав его смех – смеялись все на встречу
Слезам его внимали все дети, умирая.


Надгробная тирану (из У. Х. Одена). Перевод М. Амелина

Совершенство (своеобразное!) избрал он предметом похоти,
стихи же, им сочиненные, доходчивы и просты,
слабости человеческие познав, как свои персты,
предпочитал военное дело всему на свете;
коль смеялся, — заходились почтенные старцы в хохоте,
а коль плакал, — на улицах умирали малые дети.


Эпитафия тирану. Перевод А. Золотаревой

Такого, что искал он, совершенства не бывало прежде,
Стихом умел простым и внятным изъясняться,
Людскую сущность знал, как собственные пальцы,
Но только флот и армия его всецело занимали;
Смеялся он - и хохотали старики в сенаторских одеждах,
Когда же плакал он - на улицах младенцы умирали


Эпитафия тирану. Перевод М. Фельдмана

Своего рода совершенства достичь всю жизнь мечтал.
Он изобрел поэзию доступную народу,
Как пять своих же пальцев знал он глупости природу.
Считал он армию и флот важней всего на свете.
На смех его, от хохота дрожал Сенатский зал,
Под плач - в людском водовороте улиц гибли дети.


Эпитафия тирану. Перевод А. Цветкова

Он искал совершенства, считая прочее вздором,
Сочинял стихи, доходчивые, как лубок;
Он секрет человеческой глупости знал назубок,
Флот и армию ставил выше многих вещей на свете;
И когда он смеялся, сенаторы прыскали хором
А когда он плакал, на улицах умирали дети.


Эпитафия тирану. Перевод Игоря Сибирянина

Верх совершенства, вот чего всю жизнь он добивался.
Поэзию он сочинял – любой ее догонит.
Он видел дураков насквозь, держал как на ладони.
Он холил армию и флот сильней всего на свете.
Когда смеялся, то Сенат от хохота взрывался,
а если плакал - в унисон околевали дети.


Эпитафия тирану. Перевод Виктора Топорова

Его сочинения были понятны и дураку,
А он повидал дураков на своем веку
И постоянно перетасовывал поэтому вооруженные силы.
Когда он смеялся, сенаторы ржали, как лошади,
А когда он плакал, детские трупики по улицам проносили.

Столько переводов... Ни один не нравится.

upd Ура! Сегодня появился перевод, который нравится!
Как хорошо, что на свете есть Андрей Пустогаров:

Эпитафия тирану

Добивался всегда совершенства - в своем деле.
Внедрил поэзию, которую было нетрудно понять.
Людские слабости знал как свои пять.
Армия с флотом одни ему были друзьями на свете.
Когда он смеялся - от смеха сенаторы просто ревели.
Когда он орал - умирали на улицах малые дети.