Ariuslynx

Лишь только
Станут опадать
Осенние листья -
Ловите их рукавами,
Чтоб не ушиблись.

Танка неизвестного поэта

Лели-лили – снег черемух,
Заслоняющих винтовку.
Чичечача – шашки блеск,
Биээнзай – аль знамен,
Зиээгзой – почерк клятвы.
Бобо-биба – аль околыша,
Мипиопи – блеск очей серых войск.
Чучу биза – блеск божбы.
Мивеаа – небеса.
Мипиопи – блеск очей,
Вээава – зелень толп!
Мимомая – синь гусаров,
Зизо зея – почерк солнц,
Солнцеоких шашек рожь.
Лели-лили – снег черемух,
Сосесао – зданий горы...

Велимир Хлебников. Плоскость ХV




Василий Аксенов

Московская сага. Поколение зимы

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Как глупо они попались, эти скептики, такие уверенные в себе,
такие прекрасные, так высокомерно полагавшиеся на свой разум
и руки, – попались так же, как тот военачальник в Киликии, который однажды,
хоть и был эпикурейцем, послал своего бывшего раба (почему именно его?) с вопросом
к оракулу в Мопсу, вручив ему запечатанный пакет. Посланник
заночевал в храме – таков был обычай. Во сне ему явился "муж великий
и прекрасный собою", и сказал одно только слово: "черное". С той поры
преобразился этот военачальник. Стал чествовать мопсийский
оракул, не скупясь на жертвы. А долгими весенними вечерами, когда в окна
льются ароматы цветущего сада, мы слышали его невнятный голос,
одиноко бормотавший: "черное, черное, черное", как будто пытаясь убедить самого себя.
Он улыбался при этом, а мы, его окружавшие, чувствовали,
что освобождаемся от чего-то. Битву эпикурейцы проиграли. Но это "черное"
успокаивало нас и радовало. Оно избавляло нас (поздновато, но все-таки)
от многих забот и тревог. И только медленная и важная луна следила за нами из сада
сквозь окна, прячась за ласковыми листьями тополя.


Перевод Евгения Колесова

Ну что с того, что я там был.
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.
И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед.
Я в нем как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был.
Я все забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней,
названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня,
и пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был.
В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл,
я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне,
война участвует во мне.
И пламя вечного огня
горит на скулах у меня.

Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и с той землей,
уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.



Спасибо lenaku2000 за то, что напомнили.

За деревнями солдаты а войны-то нету
скушно и тошно у бетономешалок
один для другого ноль без палочки
бросают в воду вечером растерзанных девочек
на отмели галечной
где быстрая водица
а девчонки как и мы с зелёными руками
рвём крапиву для худой скотины
и с глазами длинными вечером в кино
и смеёмся когда свет погаснет
пока кто-то из солдат нас не потрогает
и водой тогда пахнёт просто страсть
имя пробурчит своё но имя не своё
и пока свет снова не зажжётся
мы принц Галечник и принцесса Галька


Перевод Алексея Прокофьева

СОЛДАТЫ


солдаты встают рано.
подтягивают голенища резиновых сапог.
щиплют себя за ладони.
садятся за расшатанные уродливые столы.
хлебают ожидание
из полных пустотой железных мисок.
это, конечно, не мороженое «крем-брюле»
и не рисовый плов с цукатами и изюмом.
там, за горизонтом, в далёком и придуманном городе
их женщины клюют рис…
и голодают.
наполняют тела падшими мечтами.
на улице, спокойно взявшись за руки, гуляют пары.
солдаты ложатся рано.
смыкают глаза и перекрывают ведущую к ним тропинку.

если ночь за день устала — словно медсестра в больнице,
ни души вокруг, ты, стоя, копишь медь в глазах. без звука.
после — порванные бусы у дверей на половицах.
бусы словно как патроны пересчитываешь. мука.
после ну конечно снова, т.е. как обычно. пьяный.
после ну конечно снова, т.е. необычно. тяжко.
после на бок еле-еле. широко как будто. тянет.
после, забиваясь в угол, спишь опять стена за ляжкой.
если вдруг сегодня больше не. не вышло. и за хлебом
очередь вдруг растянулась. ветер подпирает двери.
в каждом миге засыпанья — ощущенье: рядом не был.
каждый проблеск пробужденья я с тобой уже не сверю.
если вдруг плечом заденут — мне придётся сбиться с шага,
если женщину бесчестить будешь у врага, над бездной,
снова для воспоминаний места не найдётся слабых,
после… ничего. лишь двери. будто ничего. исчезнешь.

их женщины встают поздно.
пудрят измученные бессонницей лица.
и избегают смотреть на себя в зеркало.
покрывают красным лаком сломанные ногти
и кушают рис
маленькими посеребрёнными ложками.
кушают… и голодают.
наполняют тела падшими мечтами.
а во вражеском лагере солдаты опускают головы вниз.
это, конечно, не молчаливое ожидание
и не рисовый плов с цукатами и изюмом.

их женщины ложатся поздно.

Перевод Анны Григ

К Урании

У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.

И. Бродский

ДА-Ю. ОБЛАДАНИЕ ВЕЛИКИМ

Можно забрать все
Можно забрать деньги
Заблокировать счет
Провести обыск
Запретить мясо
В пользу воюющей армии
Можно забрать землю
Вам два часа на сборы
Только личные вещи
Фильтрационный лагерь
Можно забрать небо
Чтобы только от звука
Падать в любую канаву
Как учил военрук
Ногами к атомной бомбе
Можно забрать любовь
Все
Не пиши мне больше
Если не видишь
Что мы
Безусловно
Правы
Можно забрать Бога
Делить его
На батальоны
Посадить его в клетку
И заковать в границы
Можно забрать жизнь
Выстрелить в затылок
Остановить фуру
С лекарствами
Перекрыть воду
Нельзя забрать голос
Крик
Хриплый стон
Тихий шепот
Остановитесь суки
Мама я умираю
Как же я люблю тебя

В школе
Они сделали камеру
Смертников
В раздевалке для мальчиков
Он развлекался
Чтением
Записей
Про прелести семиклассниц
Наскальная живопись
Юности
Потом ему вынули
Ложкой
Глаза
Но он уже все успел прочитать
Про Ленку
Про Юльку
Про биологичку
Евгению Павловну

12 июня 2014



begle